Невероятно трудно представить себе того, кому смолоду удалось бы выйти на заветную, верную дорогу к своему Храму, кому удалось бы пройти без страха и упрека, не изменяя себе ни при каких жизненных обстоятельствах, через почти весь - переполненный событиями и идеями, вдохновляющий своими свершениями и вызывающий омерзение своими деяниями – ХХ век. Точнее – представить было бы просто невозможно, если бы судьба не преподнесла в подарок «роскошь общения» с Борисом Георгиевичем и Любовью Самойловной Лазаревыми. Им двоим, перешагнувшим вместе «благодарственный» 70-летний супружеский юбилей, каким-то непостижимым образом удалось не расплескать, пронести через всю жизнь и свое достоинство, и свою беспрецедентную, взаимную, полнокровную любовь, и неиссякаемый интерес к науке (главному делу жизни), и яркость впечатлений и желаний, и радость общения, и умение принимать жизнь как она есть и быть ей благодарными. Им удалось сохранить самое главное в этой жизни – желание и умение быть счастливыми.

Так случилось, что Борис Георгиевич и Любовь Самойловна были для меня в последние четверть века , есть сейчас и будут всегда, пока я нахожусь в здравом уме и твердой памяти, очень близкими людьми. Поэтому мне трудно смириться с определением - «воспоминания». Я попытаюсь просто постичь (в отведенных моему пониманию рамках) личность Б.Г.

Свое начальное интуитивное восхищение и пристрастный интерес я унаследовала от моего учителя, ученика Б.Г., Александра Александровича Галкина. Он любил Б.Г. и гордился принадлежностью к школе Лазарева. Буквально со слезами восторга на глазах он говорил о мощи Б.Г. как ученого, о его знаменитом измерении парамагнетизма водорода, о том, что это работа нобелевского уровня. Говорил не для публики, просто рассказывал своей аспирантке. Он стыдился того, пусть краткого, момента, когда (в период эйфории создания ФТИНТа) они с Б.И.Веркиным усомнились в научном потенциале Б.Г., очень скоро осознав, однако, что то, что они планируют, он уже делает. Александр Александрович переживал это глубоко, болезненно -Б.Г. понял и искренне простил. С тех пор я помню только вдохновение и радость Сан Саныча от любой встречи с Б.Г., в Донецке иль где бы то ни было , только стремление всеми силами поддержать любое начинание Б.Г., только инициативное, действенное желание добиться справедливого признания заслуг Бориса Георгиевича. Впрочем, любовь была взаимна.

Конечно, сегодня мы говорим о Борисе Георгиевиче, потому что он крупный ученый ХХ века. Результаты, полученные им в физике и для физики, навсегда выгравировали его имя в ее истории. Триумфальное измерение ядерного парамагнетизма вещества и развитие представлений о ядерном намагничивании, его кинетике; создание новой методики получения высоких давлений при низких температурах и изучение влияния давления на сверхпроводимость; первые в стране исследования сверхпроводимости на высоких частотах; открытие фазового перехода 2,5 рода; открытие эффекта Шубникова – де-Хааза на ином, кроме висмута, металле - цинке, а позднее и целой веренице других металлов, т.е. доказательство общности этого физического явления; создание крионасосов и сверхпроводящих соленоидов с концентраторами из гидроэкструдированного диспрозия, обеспечивающих фантастические постоянные магнитные поля (до 190 кЭ), - это далеко не полный, но вполне достаточный для осознания значимости автора, перечень его результатов.

И все же не только результаты, не только беспрецедентное творческое долголетие, не только успешная многогранная научная работа под его бессменным 65-летним руководством первой в Украине криогенной лаборатории, не только содействие развитию криогеники по всем городам и весям гигантской страны (Ленинград, Свердловск, Сухуми, Киев, сам Харьков, Донецк) определили статус Б.Г. как патриарха физического мира Украины – но и его значимость в организации науки в Украине. Абсолютно неясно, выжила ли бы криогеника в Украинском физико-техническом институте в 1937 г., после серии арестов ученых, в особенности Л.В. Шубникова, не окажись там в это время совсем еще молодой, всего 30-летний, Б.Г., уже тогда фактически ученый с мировым именем. А его первые ученики?! Они стали не просто первоклассными учеными, но и неистовыми, выдающимися организаторами ряда наиболее мощных физических институтов Украины. Е.С.Боровик и А.А.Галкин принимали активное участие в становлении Института радиофизики и электроники НАН Украины, Б.И.Веркин и А.А.Галкин создали громаду Физико-технического института низких температур НАН Украины, В.И.Хоткевич долгие годы, будучи ректором Харьковского государственного университета, формировал все новые поколения физиков, А.А.Галкин на нетронутой Донбасской научной целине воздвиг (как в самом прямом, так и в переносном смыслах этого слова) первоклассный физический институт, стал инициатором создания Донецкого государственного университета, ключевой фигурой при создании Донецкого Научного Центра – первого в Украине регионального центра, по типу которого в 1971 г. были созданы остальные.

В результате подавляющее число физиков–низкотемпературщиков страны фактически принадлежат к школе Бориса Георгиевича Лазарева, школе, которая, как мне кажется, унаследовала лучшие традиции Резерфорда и Капицы. Здесь ценится независимость, ясность и оригинальность мышления, инициатива, физическая интуиция, но самое главное – здесь ценится эксперимент (единственный факт опровергает мысли ста философов) – тонкий, точный и чистый эксперимент и его логический анализ на основе широких аналогий, смелости воображения. Это называется просто «догадкой». А может это и есть ясновидение? И не будь его, не стал бы измерять блистательный экспериментатор Борис Георгиевич Лазарев магнитный момент протона, поверив теоретикам, что жизни на это не хватит (время намагничения вещества оказалось на 13 порядков ниже предсказанного теоретиками), не догадался бы, что «странность» поведения температуры сверхпроводящего перехода в таллии под давлением (впервые им замеченная еще в далеком 1949 г.) обусловлена радикальной перестройкой поверхности Ферми под давлением, т.е. предсказанным в 1960 г. И.М.Лифшицем фазовым переходом 2 1/2 рода. Ведь и в этом случае ИльМех, выслушав у доски аргументы и отряхнув руки от мела, ограничился снисходительным «не покупаем, Борис Георгиевич», так сказать, «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Интересно отметить, что первое прямое наблюдение фазового перехода 2 1/2 рода принадлежит ученику Б.Г. – А.А.Галкину. В 1971 г. он наблюдал великолепные квантовые осцилляции поглощения ультразвука в мышьяке, исчезающие мгновенно при давлении всего 2,7 кбар , при разрыве перешейков между Ферми поверхностями типа «морковка», и восстанавливающиеся при снятии давления. Странно – но роль Б.Г. в обнаружении перехода 2 1/2 рода не отмечена в учебниках. Он сам называл это «столичным провинциализмом».

И еще нельзя не отметить – Борис Георгиевич умел видеть и решать насущные проблемы техники - от зажигательных противотанковых бутылок во время 2-ой мировой войны до насущных проблем в Курчатовской программе, или создания криогенной техники. Любил и ценил эти работы, гордился ими, часто и с удовольствием рассказывал о том, как это происходило. При этом Б.Г. всегда был очень точен и щепетилен в вопросах не только соавторства, но просто обозначения личного вклада каждого в проводимые работы. Скажем, вспоминая в 21-м столетии, когда уже давным-давно не было соратников далекого 1941 года, он неизменно называл и Н.С.Руденко и проф. Хатинского, соавторов знаменитого «запала» для УФТИ-нских противотанковых бутылок.

Иными словами, Б.Г. уже давно стал живой легендой. Он становился физиком вместе со становлением всей поразительной «физики ХХ века» и может быть поэтому знал и понимал ее логику, как только понимает сын свою мать. Он любил физику, он принадлежал к великому поколению ученых-романтиков, которым человечество обязано гигантским рывком техники 20-го столетия, той самой техники, которая нынче столь забывчиво и снисходительно отодвигает науку на задворки общества, не умея (или не желая?) оценить последствия.

Когда говоришь о том, кого любишь, очень трудно остановиться. Любой разговор с Б.Г. превращался в увлекательный, поучительный, полезный семинар по физике (любил он ее!). Встречи с Б.Г. отнюдь не всегда были просты. И если он соглашался стать Вашим оппонентом, Вы должны были очень глубоко понимать все аспекты работы и быть готовы к тому, что Вам многое увидится в совершенно неожиданном ракурсе. И, возможно, многое придется перепроверить, переизмерить, переосмыслить. Но уж если Вы получали «добро», то это было настоящим признанием. Он был доброжелателен, но требователен, в первую очередь к себе, к своим близким. Как-то Сан Саныч рассказал мне, что не кто иной как Любовь Самойловна научила его пользоваться первитином (*Был в 50-е годы такой препарат, своеобразный допинг для студентов во время сессий и для ученых в повседневной жизни), чтобы меньше спать и иметь больше времени для работы. В результате у нее даже были серьезные проблемы со здоровьем на почве переутомления. Но Б.Г. иначе работать не умел – и не каждый выдерживал его ритм.

Конечно, Б.Г. был сильной личностью. Его уважали, с ним считались и в Академии, и в научном сообществе. Кто-то восхищался, кто-то заискивал, но для него все это не было столь уж важным. Для него радость и смысл жизни состояли в реализации себя, своих духовных и интеллектуальных чаяний, в познании неизвестного. Поэтому он не суетился, не злословил, не сражался попусту. Он принимал решение и работал – и тем заставлял происходить перемены. И невозможное становилось возможным.

Многие годы Б.Г. был неизменным участником наших семинаров по низкотемпературной физике металлов, проходивших в таинственном, чудесном Старом Караване. В то время это была, может быть, наиболее филигранная, изысканная область исследований. Приезжала масса именитых профессоров из Харькова, Москвы, Свердловска, Ленинграда, Киева, Черноголовки, Горького, Сухуми и т.д. Иногда масса превывшала критическую и, как это часто бывает среди людей, возникали совершенно нелепые ситуации. Особенно запомнился 1980 год: Каганов, Силин, Барьяхтар, Канер, Песчанский, Конторович, Гантмахер, Фишер, Волькенштейн, Янсон, Свечкарев, Толпыго, Боргардт, Набережных, Панченко, Филь, В.Макаров, еще Н.Макаров, Кондратьев, Демиховский, Старцев, Окулов, совсем еще молодой Устинов, - всех не перечесть. Роскошный банкет: икра черная (прямо с Каспия), икра красная, пылающие в спирте на столах «охотничьи колбаски», грибы, изысканнейшие деликатесы, румянящиеся под окнами шашлыки из баранины, коньяки армянские, наше Артемовское, из солевых шахт, в экспортном исполнении, шампанское, море овощей и фруктов, гигантские херсонские арбузы и искуснейший тамада – Мусик Каганов со своими замами Сашей Кондратьевым и Виталием Гаспаровым. Все довольны и счастливы, полны взаимной любви.

А наутро – напряженнейший скандал по слабо связанным с наукой вопросам: чей доклад первый, чей на час раньше или позже, чей сегодня или завтра, с утра или после обеда... Несколько человек принципиально требуют пересмотра программы. От обиды и разочарования в «великих», я готова была разрыдаться, просто повернуться и уехать. Ситуацию спас Б.Г. Спокойно призвал всю профессорскую рать, буквально насильно потребовал меня. Напряжение, как всегда в таких ситуациях, нарастает. Следует спокойный вопрос Бориса Георгиевича ко мне: «Кто и чем не удовлетворен?». Я молчу, глотая слезы. Вопрос ко всем: «У кого есть проблемы и какие?» И ... никто не посмел потерять уважение Б.Г., изложив столь мелочную причину недовольства. Вновь – все счастливы. Программа нормально разворачивает паруса.

Любил Б.Г. жизнь! Любил речку, луг и лес Старого Каравана, любил свои горы, любил свой институт, свой дом, свою семью. Когда бы Вы ни пришли, Вас встречали приветливые, хлебосольные хозяева. Маринка накрывала изумительный стол, появлялись чудесные вина. Насколько я понимаю, Б.Г. в этом вопросе был гурманом. Осенью 2000 г. мы с мужем позвонили Любови Самойловне, что приехали в Харьков и хотим зайти повидаться. Последовало немедленное радостное приглашение. Живем мы в Харькове недалеко от Б.Г. Каково же было наше изумление, когда через 20 минут, подходя к повороту на улицу Чайковского, мы встретили идущего навстречу Б.Г. И что же оказалось? Б.Г. не удовлетворили имеющиеся в наличии дома вина. Он шел искать «Черного монаха». Ему было 94 года.

Никто и никогда, до последнего дня, не мог дать Б.Г. его годы. Сияющие глаза, увлекательная беседа, добрая, понимающая улыбка, которую удалось сохранить для нас на последнем портрете, чарка за столом, рыцарское поведение с женщинами. Говорят, человека судят по тому, удалось ли ему до конца не потерять набранную высоту, удержаться несмотря на возраст на уже достигнутой ступеньке. Я не знаю другого такого человека, которому это удалось бы в буквальном смысле до последнего дня на 95 году жизни. «Виват, король, виват! Виват, король! Ты был самим собой! Виват, король!» (Т.Гвердцители).

Конечно, его путь не был усыпан розами. Ведь он пережил и революцию, и смутные 20-е годы, и страшный 37-й, и войну, и разруху, и национальный вопрос, и «родственников за границей», и сомнения учеников. Но он был оптимистом («Держи хвоста бубликом!», «Наше дело правое – победа будет за нами!»). Он всегда смотрел только вперед, всегда умел увидеть положительные стороны происходящего - и тем привлечь счастье, не озлоблялся ни при каких обстоятельствах – и тем отдалял беду. Он не позволял будничности испортить неповторимый праздник жизни. Этому можно учиться, но с этим, оказывается. можно и родиться. Он родился...

Вообще он был очень счастливым человеком. Дважды в своей жизни он видел таинственную, вещую комету Галлея* (и очень ценил это! ). Через всю жизнь он молча пронес воспоминание из детства - «видение Девы Марии» (бабушка сказала: «То тебе, дитино, Господь благословив»). У него были великие учителя (Иоффе, Френкель, Семенов, Харитон, Скобельцин, Дорфман ), незабываемые соратники (Капица, Обреимов, Ландау, Шубников, Лейпунский, Прихотько, Курчатов, Синельников, Вальтер, Усиков, Браудэ, Лифшиц), талантливые ученики (Галкин , Веркин, Боровик, Хоткевич, Дмитренко ). И может быть самое поразительное и главное – он нашел в юности в этом бесконечном, необозримом мире свою «половину яблока», ту единственную «маленькую колдунью», без которой жизнь потеряла бы и обаяние, и тепло, и ровно половину смысла. Для себя я это осознала в 1986 г., когда Б.И.Веркин готовил 80-летний юбилей Б.Г. (А.А.Галкина к этому времени, к сожалению, среди нас уже не было). Мое восхищение требовало выхода. Мне хотелось сделать фотоальбом – «жизнь Б.Г. или история физики». Л.С. разрешила мне просмотреть семейные фотоархивы. И тогда я столкнулась не столько с неизвестными никому фотографиями физической «элиты» ХХ века (к этому я была готова), сколько с неповторимой, радостной эпопеей любви. Какие фотографии! Только для себя и нее. Столько целомудренного восхищения – через всю жизнь! Так вот почему густой туман никогда не скрывал для них благоухания цветов...

В 1974 г. Харьков отмечал 80-летний юбилей основателя УФТИ, а по существу прародителя Харьковской физики И.В.Обреимова. Вернувшись в Москву, Иван Васильевич написал Б.Г.: «Это было чудесно, не припомню, чтобы у кого-либо из академиков юбилей был таким замечательным праздником». А в 1996 г. УФТИ отмечал 90-летие своего патриарха. До отказа заполненный зал: физики и лирики всей страны, альпинисты всех поколений, гости и, конечно, Л.С., Маринка с Борисом Петровичем, приехавшие из США внучки и правнучка. Море цветов, восторженные речи, шутки, подарки, - много часов подряд. Чудесный фуршет – еще на 2-3 часа. И во главе – радостный, приветливый, счастливый, уверенный в своих силах Б.Г. Более вдохновляющий праздник представить себе трудно. И должна сказать, может, никто иной не ценил так глубоко это искреннее признание его роли в науке и в научном сообществе, как сам Борис Георгиевич. Он часто повторял, что именно радость научного и чисто человеческого общения с единомышленниками является источником его жизненной силы.

Может быть я пишу непоследовательно. Но хочу подчеркнуть, что общение с Борисом Георгиевичем Лазаревым даровало всегда ощущение полноты , полноценности жизни, позволяло подняться до его уровня, забыть о суете повседневности, осознать свою причастность к творческой элите человечества. Потому что ему было чуждо самомнение (известно, оно - что святая вода, каждый берет, сколько хочет), он был доброжелателен и мудр. И он твердо знал: «Мера твоего невежества равна глубине твоей веры в несправедливость и трагедию. То, что гусеница называет концом света, Учитель называет бабочкой» (Р.Бах).

Борис Георгиевич Лазарев прожил в Науке великую, прекрасную жизнь не только по масштабу избранных задач, но и по дарованной судьбой радости их решений. Воистину – его жизнь удалась.

И он навечно с нами, как вечна радость познания, ради которой он и жил.

© 2003 ННЦ ХФТИ
Впервые опубликовано в «Б.Г.Лазарев,Жизнь в науке,Избранные труды, Воспоминания ,Харьков: 2003.

Сведения об авторе:Цымбал Людмила Трофимовна - Член-корреспондент НАН Украины, Донецкий физико-технический институт им. А.А.Галкина