Борисе Георгиевиче Лазареве как об Учёном с мировым именем, крупном организаторе Науки, талантливом Педагоге и очень интересном, замечательном Человеке сколько бы не говорили и не писали - будет мало. Очень многогранен и всесторонен был Борис Георгиевич. Каждая встреча с ним раскрывала всё новые стороны нашей жизни. Казалось, что он всё знал, но в то же время он страстно всем интересовался и тем больше, чем больше познавал.

Мне в жизни очень повезло. По рекомендации и благодаря большой помощи моего научного руководителя профессора Рувина Иосифовича Гарбера, судьба послала меня ещё до окончания аспирантуры с 1959 года работать в отделе Бориса Георгиевича, в отделе «Н и К». С того времени мне, практически каждый день, приходилось видеть и слышать Бориса Георгиевича. В то время мы работали вместе и дружили с Яшей Стародубовым, Мариной Лазаревой, Юрой Шубиным, Лидой Чиркиной. Борис Георгиевич ко всем нам относился «по свойски», как правило, звал каждого по имени. Нам было это особенно приятно. Конечно, много было встреч с нашим Борисом Георгиевичем, но мне особенно памятны эти три.

С первых дней работы в отделе самыми впечатляющими были семинары и Научные Советы Бориса Георгиевича. Семинары проходили каждый понедельник, а научные советы не реже двух раз в месяц по четвергам. На семинарах каждая оригинальная или реферативная статья обсуждалась очень подробно, без ограничения по времени. На совете устанавливалось время доклада, а время обсуждения доложенных результатов не ограничивалось. Главным научным дирижёром на семинарах и советах был Борис Георгиевич. Он умел и слушать докладчиков, и задавать с разной тональностью вопросы, и защищать докладчика, часто сам разъясняя суть доклада. Борис Георгиевич был по особому «придирчив» к сильным докладчикам. Когда выступали наши знаменитые теоретики, он часто предупреждал их не увлекаться длинными формулами, просил больше рассказывать о физической сути сложных математических выкладок, чтобы понимал каждый рядовой слушатель научного семинара. Часто сам мог, как говорят «на пальцах», разъяснить любую физическую идею. Слабых, неопытных докладчиков он пытался «вытягивать», вселяя тем самым им уверенность в полезности своей работы и в способность к последующим выступлениям. Запомнились его вопросы с приставкой: «Что же это получается? Куда земля девается, когда в неё кол вбивается?»

Моя первая серьёзная встреча на Научном Совете отдела «Н и К» (потом отдел №15) состоялась в апреле 1960 года. Докладывал я материалы статьи по программному упрочнению монокристаллов висмута. Оппонентом был Борис Иеремиевич Веркин. Как всегда, на совете присутствовали теоретики из отдела Ильи Михайловича Лифшица. Конечно, я очень волновался. Кажется, сам доклад получился. Начались вопросы, ответы на которые пытался давать, как соавтор, и мой руководитель, Рувин Иосифович. Но Борис Георгиевич его останавливает: «А Вы что не даёте отвечать самому докладчику? Пусть знает почём фунт изюма». И тут же, помню, сам задаёт вопрос: «А почему Вы в работе ничего не говорите о восходящей диффузии С.Т.Конобеевского? Ведь этот механизм при программном нагружении должен срабатывать». Этот вопрос и замечание были совершенно справедливы. В дальнейших работах мы многие эффекты программного упрочнения объясняли «восходящей диффузией». После положительного отзыва Бориса Иеремиевича, как оппонента, статья получила добро на публикацию. Этот научный совет Бориса Георгиевича и моё первое на нём «научное крещение» мне особенно запомнились.

Несколько лет спустя мне пришлось быть, после Якова Дмитриевича Стародубова, учёным секретарём научного совета Бориса Георгиевича. Я воочию убедился как заботливо и ответственно он относился к постановке каждого вопроса на научном совете. Решение совета было законом для выполнения.

В 1975 году Виктор Федотович Зеленский предложил мне, совершенно неожиданно, перейти на должность начальника отдела физики радиационных повреждений и радиационного материаловедения (отдела №14). Я боялся об этом говорить даже своему непосредственному руководителю лаборатории Иосифу Абрамовичу Гиндину. Известно было всем, что он к таким переходам своих учеников относился очень ревниво. Но почему-то к Борису Георгиевичу я пошел сразу. Решил, что посоветует Борис Георгиевич, то и буду делать. И вот вхожу в его знаменитый кабинет, доска в котором вся изрисована графиками и формулами, а длинный стол завален деловыми бумагами и журналами. Робко я рассказал о встрече с Виктором Федотовичем и о его предложении. И тут Борис Георгиевич совсем спокойно, не сказав прямо своего решения, начал мне рассказывать о своих «выдвижениях» и на Государственную премию, и в члены Академии Наук, и на должность заместителя директора института. А потом говорит: «Во всех случаях я не отказывался от хороших предложений, особенно когда они исходили от Кирилла Дмитриевича, но никогда сам не выдвигался. Поэтому советую и Вам соглашаться. Из нашего отдела вон какие люди вышли, надеюсь и Вы нас не подведёте». Так я, с лёгкой руки Бориса Георгиевича, территориально покинул 15-ый отдел, но духовно навсегда остался в его интересной научной сфере. Каждый раз по самым разным вопросам я советовался с Борисом Георгиевичем.

Особенно памятна моя последняя встреча с Борисом Георгиевичем. Ровно за неделю до его смерти, 13 марта 2001 года мы вместе с Яковом Дмитриевичем посетили его дома. Он от души был рад нашему приходу и вместе с Любовью Самойловной, как говорят, не знали куда посадить. В домашнем кабинете была настоящая рабочая обстановка. На столе журналы, книги, фотографии, кипа рукописей своих статей. Он был полон в заботах о работе и как бы перечислял нам очерёдность своих действий: «Сейчас завершаю свои воспоминания о Кирилле Дмитриевиче к его 100-летию со дня рождения. Я хочу привести письма Кирилла Дмитриевича, в которых говорилось о судьбе и перспективах развития УФТИ. После этого приступаю к моим воспоминаниям о Льве Васильевиче Шубникове. Ведь я с ним знаком и работал с лета 1934 года, когда приехал из Свердловска в УФТИ за получением «криогенного опыта». Он предоставил мне все условия работы в своей криогенной лаборатории. С ним был непосредственно измерен ядерный парамагнетизм – триумф физического эксперимента, как определили на западе результаты этих исследований». И тут же переключается на дела сегодняшних дней. И опять целая программа. «Нам нужно уже работать над трудами к 75-летию института. У меня есть и готов доработать и представить очень хороший материал по развитию работ по сверхпроводимости. Только вот жаль, что у нас нет ни азота, ни гелия. Неужели Вы с Владимиром Ильичом (В.И.Лапшин – тогда был Генеральным директором ННЦ ХФТИ) не можете решить этот вопрос? Он мне обещал, за Вами дело. Как это Первая криогенная лаборатория в Союзе, наше, действительно, национальное достояние, уже десять лет не работает?». Я рассказал, что по поручению Генерального этим занимается непосредственно его заместитель Иван Михайлович Карнаухов, что закуплена и установлена новая мощная установка для получения азота и, как только будет азот, Ваши специалисты-криогенщики могут запускать и в Вашем отделе гелиевую установку. Борис Георгиевич начал рассказывать, как они вернулись после освобождения Харькова в разрушенный УФТИ и работая в более тяжелых условиях, чем сейчас в мирное время, восстановили за считанные месяцы криогенную. А в заключение говорит: «Вот бы к 100-летию Льва Васильевича запустили криогенную – был бы настоящий подарок основателю Первой криогенной». И тут мне только удалось сказать о главной цели нашего посещения. Нам хотелось узнать его пожелания о мероприятиях по празднованию 95-летия самого Бориса Георгиевича. Но об этом мы уже говорили в другой комнате. Пока мы разбирались в кабинете, Маринка накрыла богатейший стол, у неё это всегда незаметно и здорово получается. И опять в центре внимания Борис Георгиевич. Так как было много различных напитков, то он напомнил, что пить можно всё, но только, строго соблюдая правило: пить нужно либо по восходящей, либо по нисходящей степени крепости напитка. И сам принял второй метод. «Да я ещё о-го-го, вот если бы врачи мне разрешили стимулятор, который спортсмены принимают», - говорил он. На второй день перед отъездом в КНР я позвонил Марине, справился о здоровье Бориса Георгиевича. Всё было в порядке. Ничего не предвещало, что через неделю Бориса Георгиевича не станет.

© 2003 ННЦ ХФТИ
Впервые опубликовано в «Б.Г.Лазарев- Жизнь в науке, Избранные труды, Воспоминания, Харьков: 2003.

Сведения об авторе: Неклюдов Иван Матвеевич -Академик НАН Украины, Генеральный директор ННЦ ХФТИ.