Приступая к написанию воспоминаний о Николае Николаевиче Боголюбове, я задаю себе вопрос: «Зачем я это делаю?» Ведь есть много его сотрудников, которые были к нему ближе, чем я, и поэтому их воспоминания могут быть и глубже, и лучше, чем мои, но в свое оправдание могу сказать, что я много лет был в очень дружеских отношениях с Николаем Николаевичем, глубоко уважал и ценил его, и он тоже очень хорошо относился ко мне. Поэтому, мне кажется, я имею право вспомнить о нем, и вспомнить хорошо. Но дело не только в этом.

Николай Николаевич творил почти в то же время, что и Лев Давидович Ландау, мой учитель и близкий друг, и следует сказать, что отношения между ними не всегда были безоблачными. Очень сильные фигуры, но фигуры разного склада, они обладали колоссальным творческим потенциалом, но Ландау был только кабинетным ученым, а Боголюбов — еще и крупным общественным деятелем, занимавшим ряд важных постов и бывшим очень влиятельным человеком в высших правительственных инстанциях. У Николая Николаевича и Льва Давидовича было, естественно, свое окружение. Люди из окружения Боголюбова стремились занять командные высоты в области физики в СССР, и это им часто удавалось; люди из окружения Льва Давидовича довольствовались меньшим, стремясь, например, монополизировать журнал ЖЭТФ. Но эти окружения не всегда вели себя достойно и благородно. Часто в порыве верноподданических чувств люди из этих окружений интриговали и всеми силами старались их поссорить.

Я хотел бы очистить зерна от плевел, отбросить влияние часто нечестных окружений и сказать, что в действительности оба этих великих человека ценили и уважали друг друга. И сейчас мы четко можем говорить о вкладе каждого из этих ученых в теоретическую физику. И эти вклады не соревнуются, а суммируются в золотом фонде теоретической физики. Что же сделал Николай Николаевич в теоретической физике?

Прежде всего он показал, как из общих принципов механики можно вывести различного типа кинетические уравнения. Такая проблема стояла, собственно говоря, со времен Больцмана, когда он получил свое знаменитое кинетическое уравнение. Но существовало мнение, что уравнение это не нуждается в выводе. Например так можно подумать, если обратиться к первому изданию «Сплошных сред» Ландау и Лифшица. Боголюбов понял, что есть фундаментальная проблема вывода кинетических уравнений, и показал, как она должна решаться.

Этим не исчерпывается вклад Боголюбова в статистическую физику. Ему принадлежит блестящая работа по теории слабо неидеального бозе-газа, которая представляет собой, по существу, микроскопическую теорию сверхтекучести (макроскопическая теория сверхтекучести принадлежит Ландау). Боголюбов ввел в статистическую физику временные функции Грина и является автором нового метода описания сверхпроводимости.

Не менее значителен вклад Боголюбова в квантовую теорию поля. Он впервые показал, как могут быть доказаны дисперсионные соотношения в теории элементарных частиц, и дал математически строгое обоснование перенормировок во всех порядках теории возмущений. Ему принадлежит заслуга развития теории ренормгруппы. Наконец, он одним из первых понял необходимость введения цвета кварка как нового квантового числа для того, чтобы спасти принцип Паули.

Облик Николая Николаевича как человека характеризует его отношение к событиям, связанным с именем А. Д. Сахарова, и к деятельности своего ученика А. А. Логунова.

Боголюбов не подписал письмо против Сахарова, опубликованное в «Правде», под которым поставили свои подписи многие академики. В связи с этим Боголюбов рассказывал мне, как президент Академии наук М. В. Келдыш приходил за подписью к академику И. М. Виноградову. Келдыш, предлагая Виноградову подписать письмо, сказал, что Сахаров опубликовал статью, мимо которой проходить нельзя. Виноградов захотел прочитать статью, на что будто бы Келдыш ответил: «Зачем ее читать — все западные газеты о ней пишут». Тут Николай Николаевич со смехом сказал мне: «Что ж Вы думаете ответил Иван Матвеевич Келдышу?» — «Мстислав Всеволодович, да разве Вы не помните, еще Ленин говорил, что ни одной буржуазной газете нельзя верить». С этим Келдыш и ушел, не получив подписи Виноградова.

Что касается А. А. Логунова, то он развивал антиэйнштейновскую теорию гравитации, имел по этому вопросу множество публикаций, но поддержки Боголюбова в этой деятельности не получил.

Для меня имя Боголюбова навсегда соединяется с Киевом, городом, к которому я отношусь, как к первой любви (кстати, однажды Николай Николаевич мне сказал, что он любит два города — Киев и Париж). Киев был первым большим городом, в который я попал из нашего маленького Черикова в Белоруссии. В 1929 г. я поступил в Киевский политехнический институт. Мой брат Наум Ильич, известный впоследствии математик, рассказал мне, что в Киеве живет молодой человек Коля Боголюбов, обладающим чуть ли не гениальными математическими способностями, что живет он вместе с академиком Н. М. Крыловым и что отец Боголюбова был в свое время профессором богословия в Киевском университете Св. Владимира.

Я занимался учебными курсами, а Наум Ильич следил за моим физико-математическим образованием. Но до Боголюбова дело не доходило. Это объясняется тем, что в элементарных обычных курсах радиотехники нелинейные колебания не работают. Даже в курсе Берга «Ламповые генераторы» речь идет только о спрямленной характеристике лампы. Я, правда, в это время прочел книгу Баркгаузена об электронных лампах и там встретил понятие «средней крутизны» характеристики лампы, которая определяет стационарный режим лампового генератора. Но от этого понятия до истинно нелинейных колебаний было очень далеко. И только когда я немного познакомился с уравнением Ван-дер-Поля, я понял, что существует огромная проблема нелинейных колебаний. В это время брат дал мне книгу Н. М. Крылова и Н. Н. Боголюбова по нелинейной механике. Подробно я в то время не мог изучать эту книгу и оставил ее до лучших времен. Они наступили много позже, после войны, когда я, будучи профессором Военно-локационной академии, читал в ней курс физических основ радиотехники. Тут я уже разошелся и, используя замечательную книгу Н. Н. Боголюбова и Ю. А. Митропольского «Асимптотические методы в теории нелинейных колебаний», подробно излагал теорию и генератора, и приемника. Я получал большое удовольствие от своих лекций, и мне кажется, что мои студенты-офицеры тоже получали удовольствие от лекций, ибо материал был поистине божественный.

Познакомился я с Николаем Николаевичем после войны. По-моему, это произошло на защите диссертации одного из аспирантов Николая Николаевича в Киевском университете, в котором Боголюбов преподавал. Я был приглашен выступить оппонентом. Нас познакомил математик Семен Израилевич Зуховицкий, впоследствии профессор, работавший в Киевском университете, с которым меня связывала старая дружба еще по Черикову. Он был в очень хороших отношениях с Николаем Николаевичем. Когда мы остались втроем, мне показалось, что я Боголюбова знаю с детских лет, настолько легко было с ним разговаривать, и он понимал все с полуслова. Впоследствии Зуховицкий эмигрировал в Израиль, и однажды при встрече со мной Николай Николаевич спросил, что мне известно о Семене Израилевиче? Я сказал, что в письме, которое получила приятельница моей жены, Зуховицкий пишет, что он работает в Иерусалимском университете, в котором ему приходится читать лекции на священном языке. Так он назвал язык иврит. Боголюбов немного помолчал, а потом сказал: «А знаете, Александр Ильич, язык-то действительно священный».

Впоследствии на каждой сессии Академии наук Украины мы всегда встречались с Николаем Николаевичем и подолгу разговаривали. Темы были разными: и научные, и исторические, и даже религиозные. Его энциклопедическим знаниям, остроумным и точным суждениям и высказываниям я всегда поражался. И уходя от него, я чувствовал, что получил важный духовный заряд, и у меня даже как-то на душе становилось легче. Я вспоминаю, что те же чувства испытывал после встреч и бесед с Николаем Николаевичем мой ближайший друг Исаак Яковлевич Померанчук. Не было случая, чтобы при наших встречах мы не восторгались умом и талантом Боголюбова.

Не могу не вспомнить историю, связанную с работой Николая Николаевича о неидеальном бозе-газе. Работа была тонкая, в которой операторы работали и как операторы, и как с-числа, но в редакции ЖЭТФ работу отклонили. Тогда Николай Николаевич решил поговорить с самим Ландау. Беседа состоялась, Ландау сразу оценил работу Боголюбова и понял, что она является не только правильной, но блестящей. Статья, конечно, была опубликована.

Мы часто встречались с Боголюбовым не только в Киеве, но и в Москве, где обычно останавливались в одной и той же гостинице. Я всегда заходил к нему в номер и был, как мне кажется, желанным гостем. Разговоры касались различных вопросов как физики, так и жизни.

После переезда Николая Николаевича в Дубну я часто навещал его и даже приезжал туда вместе со своим сыном Ильей в связи с предстоящей защитой им докторской диссертации. Николай Николаевич подробно выслушал его и дал хороший отзыв.

Когда мне предложили пост заместителя директора УФТИ по ядерной физике, я поехал в Москву к Померанчуку и Боголюбову. Они оба посоветовали принять это предложение. Я согласился, видя пример Боголюбова, ставшего директором ОИЯИ. Он обещал помогать, и я даже выступил на заседании совета ОИЯИ, где говорил о том, что нужно для развития работ по физике высоких энергий в УФТИ.

Даже после отъезда из Киева в Дубну Н. Н. Боголюбов уделял большое внимание развитию теоретической физики на Украине. Он всегда старался, чтобы Президиум Академии наук Украины выделял вакансии для наиболее талантливых и достойных ученых, и потом всячески поддерживал их на выборах. В частности, это относится и к теоретикам нашего института (УФТИ), являющимся в настоящее время членами Академии наук Украины.

В 1966 г. по инициативе Николая Николаевича в Киеве был создан Институт теоретической физики. Николай Николаевич был назначен директором института, заместителем его был В. П. Шелест. Одно время Николай Николаевич хотел, чтобы я и мои ближайшие сотрудники переехали в Киев, но по каким-то причинам это не удалось, и мы тесно сотрудничали, находясь в разных городах. Я очень часто бывал в Киеве, и одно лето целиком прожил в Феофании, где находится институт.

Боголюбову и Шелесту удалось организовать в Крыму международную школу по теоретической физике, в Киеве — Рочестерскую конференцию по физике высоких энергий, а также международные конференции по физике плазмы и нелинейным явлениям. Все эти конференции привлекали множество зарубежных участников и проходили с огромным успехом.

Я счастлив, что сейчас детищем Николая Николаевича, Институтом теоретической физики, руководит выдающийся ученый академик АН Украины Алексей Григорьевич Ситенко, мой ученик и близкий сотрудник. Институту теоретической физики присвоено имя Н. Н. Боголюбова.

Научное наследие Боголюбова огромно. Оно касается многих областей теоретической физики, и я могу гордиться тем, что развитие исследований в области статистической физики, связанных с именем Николая Николаевича, с большим успехом продолжается в ХФТИ замечательным ученым академиком АН Украины Сергеем Владимировичем Пелетминским, моим старейшим учеником и ближайшим сотрудником.

Н. Н. Боголюбов всегда старался поддерживать хорошие начинания. Когда в Москве создавался Институт теоретической физики им. Л. Д. Ландау, то именно он поддержал инициатора создания института академика Исаака Марковича Халатникова.

В настоящее время существуют два института теоретической физики — один в Москве имени Л. Д. Ландау, другой в Киеве — имени Н. Н. Боголюбова. Это очень символично и подчеркивает ту великую роль, которую сыграли оба лидера в развитии теоретической физики и создании научных школ.