Слева направо: В.Г. Барьяхтар, А.И. Ахиезер, С.В. Пелетминский, К.Н. Степанов, 1960-е годы

Об Александре Ильиче Ахиезере я узнал в 1950 году, будучи студентом IV-го курса физического факультета Ленинградского государственного университета, когда я приобрел книгу А.И. Ахиезера и И.Я. Померанчука “Некоторые вопросы теории ядра”. Тогда нам, группе студентов-теоретиков спецотделения, читался курс теории столкновений и была рекомендована эта монография. Примерно в это время были приняты решения сосредоточить подготовку кадров для атомной науки и промышленности, в основном, в Московском инженерно-физическом институте и Московском физико-техническом институте, который выделился из Московского государственного университета, и ликвидировать спецотделение на физическом факультете ЛГУ, рекомендовав перевести студентов этого отделения в МИФИ и на спецотделение физико-математического факультета Харьковского государственного университета. Весной 1950 года в Ленинград приехал представитель ХГУ заместитель декана физико-математического факультета Григорий Ефимович Кривец, который агитировал студентов спецотделения переехать в Харьков, прельщая их именами выдающихся харьковских физиков-теоретиков А.И. Ахиезера и И.М. Лифшица и физиков-экспериментаторов К.Д. Синельникова и А.К. Вальтера. Тогда студенты IV курса, учившиеся в теоретической группе спецотделения, В.Ф. Алексин, Д.В. Волков, Б.А. Волчок, Е.В. Инопин, Л.И. Коровин, Т.А. Кузнецова, студенты III курса В.Г. Барьяхтар, П.И. Фомин, А.А. Шаршанов и др., студент II курса О.В. Ковалев, а также некоторые студенты из экспериментальных групп решили переехать в Харьков, и к началу следующего семестра они были зачислены студентами ХГУ. Все они после окончания ХГУ активно работали в различных областях теоретической и технической физики и внесли большой вклад в отечественную науку. Часть студентов спецотделения была переведена в МИФИ. Я же вместе со своей супругой Галиной Ивановной Степановой (Григорьевой), студенткой IV курса теоретической группы спецотделения, решили остаться в Ленинграде и были переведены в теоретическую группу, которая специализировалась на кафедре теоретической физики, руководимой академиком В.А. Фоком. Но житейские обстоятельства сложились таким образом, что нам не пришлось закончить образование в ЛГУ, мы выразили согласие переехать в Харьков и в начале ноября были переведены приказом Министерства высшего и среднего специального образования СССР в Харьковский государственный университет, как и остальные студенты, переехавшие в Харьков. В Харьков мы прибыли 19 ноября 1951 года и поселились в общежитии ХГУ на ул.Артема, 49.

Преподавание теоретических курсов на спецотделении ХГУ определялось заведующим кафедрой теоретической ядерной физики профессором А.И. Ахиезером, с которым я познакомился только через несколько месяцев. Его влияние на преподавание было определяющим. Нам были прочитаны два курса. Курс квантовой электродинамики прочел по материалам рукописи книги А.И. Ахиезера и В.Б. Берестецкого “Квантовая электродинамика”, которая в то время еще не была издана, доцент Л.Н. Розенцвейг. Липа Натанович тщательно готовился к лекциям и блестяще излагал материал. Этот курс составляло содержание современной квантовой электродинамики: релятивистски инвариантная теория возмущений, теория перенормировок расходящихся в высших приближениях матричных элементов, расчет основных квантовоэлектродинамических эффектов и радиационных поправок к ним. В ЛГУ этот курс читался по-старому в духе книги Гайтлера “Квантовая теория излучения”. Липа Натанович произвел на нас большое впечатление независимостью мнений, суждениями о том, как делается научная работа. К сожалению, ЛН скончался в 1957 году после тяжелой болезни. В качестве легенд о ЛН, остаются два приписываемых ему изречения — первый и второй «законы Розенцвейга». Первый из них гласит: “Автор обычно бывает прав”. (Когда изучается какая-то научная статья, то обычно стараются найти в ней недостатки и даже ошибки: что-то в ней не учитывается, пропущены члены того же порядка, что и учитываемые, которые определяют эффект, и т.п. Так вот, после всех подобных обвинений обычно оказывается, что все в статье было сделано правильно…). Второй «закон Розенцвейга» относится к научным работам по теоретической физике: “Формулы при теоретической выкладке сначала увеличиваются, достигая в ряде случаев большой длины, а потом сужаются, принимая компактный, красивый вид”.

Выпускники отделения приняли активное участие в подготовке первого издания “Квантовой электродинамики” (Р.В. Половин подготовил материал по построению матрицы рассеяния, устранению расходимостей из матрицы рассеяния, расчетам радиационных поправок) и второго (и последующих двух) изданий этой замечательной книги. Они выполнили расчеты радиационных поправок к ряду новых эффектов (Р.В. Половин — к эффекту рассеяния электрона электроном и электрона позитроном, П.И. Фомин — к тормозному излучению электрона в кулоновском поле ядра). С.В. Пелетминский предоставил материал по выводу вариационных уравнений Швингера для функции Грина, а В.Ф. Алексин и Д.В. Волков — по квантовой электродинамике частиц со спином нуль. В.Ф. Алексин, В.Г. Барьяхтар, В.Ф. Болдышев, Д.В. Волков, С.В. Пелетминский, Р.В. Половин, П.И. Фомин, С. Гузенко и другие перепроверили расчеты радиационных поправок к основным квантовоэлектродинамическим эффектам. Их вклад отмечен авторами книги. Она выдержала в СССР четыре издания, переведена на английский и немецкий языки, издана в США (1957 г. и 1965 г.), Англии (1962 г.) и Германии (1962 г.).

Курс квантовой электродинамики на физико-техническом факультете ХГУ, образованного на базе спецотделения, уже более четырех десятилетий читает ученик А.И. Ахиезера академик Национальной академии наук Украины профессор С.В. Пелетминский. Современное состояние теории фундаментальных взаимодействий и связанной с ними теории элементарных частиц, включая теорию электромагнитных взаимодействий (квантовую электродинамику), изложено в монографиях А.И. Ахиезера и С.В. Пелетминского “Поля и фундаментальные взаимодействия” (1986 г.) и “Теория фундаментальных взаимодействий” (1993 г.).

Школа квантовой электродинамики нужна всем физикам-теоретикам, методы, применяемые в квантовой электродинамике, в частности, метод диаграмм Фейнмана в квантовоэлектродинамической теории возмущений, применяется в статистической физике, в теории твердого тела, гидродинамике, теории плазмы, теории распространения волн в различных средах и др.

Курс теории атомного ядра читал доцент Л.Е. Паргаманик. Читал хорошо, добросовестно переписывая по памяти, даже вместе с опечатками длинные формулы из книги А.И. Ахиезера и И.Я. Померанчука “Некоторые вопросы теории ядра”. Он успел изложить нам теорию дейтона, теорию рассеяния нейтронов, орто- и пара- водорода, рассеяния протона на протоне, фоторасщепления дейтонов, расщепления дейтонов при взаимодействии с ядром, теорию составного ядра, дифракционного рассеяния нейтронов и заряженных частиц поглощающим ядром, резонансных явлений.

Лев Елиазарович — соавтор вместе с АИ первой работы по кинетической теории колебаний электронной плазмы в магнитном поле (1948 г.). В этой работе они нашли на основе кинетического уравнения Власова собственные частоты потенциальных колебаний электронной плазмы в магнитном поле (их называют часто гибридными частотами, т.к. они определяются как ленгмюровской, так и циклотронной частотой электронов), указали на возможность бесстолкновительного поглощения колебаний плазмы, если частота колебаний с учетом эффекта Доплера равна или кратна циклотронной частоте электронов, т.е. фактически указали на явление электронного циклотронного резонанса. Лев Елиазарович защитил кандидатскую диссертацию по этой теме. К сожалению, работа А.И. Ахиезера и Л.Е. Паргаманика была опубликована в малодоступном издании (в Ученых записках ХГУ), так как, когда АИ как верный ученик Л.Д. Ландау, привез эти результаты к нему в Институт физических проблем для обсуждения, то ЛД сказал ему: “Где ты видел плазму, да еще в магнитном поле?”. Вот АИ (так называли Александра Ильича молодые сотрудники теоретических отделов) и решил тогда опубликовать эту работу в Ученых записках ХГУ.

В то время объект этого исследования — бесстолкновительная плазма в магнитном поле — казался экзотическим. Практическое значение имели исследования распространения радиоволн в ионосфере Земли, где бесстолкновительные эффекты казались малосущественными (см. монографию В.Л. Гинзбурга ”Распространение радиоволн в ионосфере”, изданную в 1948 году, где работы А.А. Власова и Л.Д. Ландау по теории колебаний плазмы в отсутствие столкновений даже не упомянуты). В последующие годы появились буквально тысячи работ по теории волн в бесстолкновительной плазме в магнитном поле. Появление работы А.И. Ахиезера и Л.Е. Паргаманика — яркий пример интуиции Александра Ильича: увидеть новое явление в природе и исследовать его. В настоящее время электронный циклотронный резонанс в плазме широко используется для нагрева электронов до термоядерных температур (порядка 1... 10 килоэлектронвольт) и даже до температуры порядка энергии массы покоя электрона 500 кэВ (релятивистский электронный газ).

Тут приходит на ум другая инициированная АИ работа, выполненная А.И. Ахиезером, аспирантом АИ в ХГУ И.Г. Проходой и А.Г. Ситенко (1957 г.) Она посвящена теории рассеяния электромагнитных волн на флуктуациях плазмы. Термодинамические флуктуации очень малы, соответственно мало и рассеяние волн на таких флуктуациях. В то время казалось (и мне в том числе), что это эффект типа "блошиного укуса", а прошло всего несколько лет, как была создана рафинированная техника измерения рассеяния радиоволн в ионосфере, открыты мощные источники излучения (лазеры), и этот эффект стало возможным не только наблюдать, но он лег в основу ныне стандартного метода диагностики плазмы, широко используемого в термоядерных исследованиях для измерения плотности и температуры плазмы в токамаках и стеллараторах.

Но не все было в порядке при чтении учебных курсов на спецотделении ХГУ. Л.М. Пятигорский должен был прочитать нам курс векторного и тензорного исчисления (в ЛГУ этот материал был изложен на первых курсах). Он прочел нам две лекции, где рассказал, что такое вектор, скалярное и векторное произведение векторов, на этом “курс” закончился, т.к. лектор на занятия не приходил…

На VI курсе мы выполняли дипломные работы. Мне АИ предложил исследовать энергетические потери заряженной частицы при ее прохождении через плазму вдоль внешнего магнитного поля. Такое исследование было проведено, и были получены простые выражения для потерь энергии частицы в трех частных случаях: нерелятивистской частицы, сильного магнитного поля и сильно релятивистской частицы. В ходе выполнения дипломной работы меня консультировал А.Г. Ситенко. Ее результаты были позднее в 1958 г. опубликованы в Ученых записках ХГУ в статье А.Г. Ситенко и моей. Хотя АИ и предложил тему этой работы, он не стал ее соавтором. По-видимому, это связано с тем, что, как стало нам известно позднее, он и Я.Б. Файнберг также исследовали эту задачу в 1952 году в связи с возможностью ускорения ионов пучком электронов за счет обращенного эффекта Черенкова в магнитном поле, однако их результаты были опубликованы только через десять лет в 1962 году. Запоздание в опубликовании работы А.Г. Ситенко и моей было связано с тем, что все наши дипломные работы имели гриф “совершенно секретно”, и никто не подсказал тогда, что надо было делать, чтобы иметь возможность опубликовать полученные результаты. В течение этого времени были опубликована статья А.Г. Ситенко и А.А. Коломенского (1956 г.), получивших выражения для потерь энергии на черенковское излучение и поляризационные потери при прохождении заряженных частиц в плазме вдоль магнитного поля в виде интеграла по частотам. Позднее А.Б. Киценко вычислил эти интегралы в общем случае без указанных выше ограничений на магнитное поле и скорость частиц. Его работа была представлена акад. М.А. Леонтовичем в Доклады Академии наук СССР и опубликована там (1962 г.)

Защита дипломных работ состоялась в декабре 1952 года. Все теоретики получили оценки “отлично”. А 31 декабря нам вручили дипломы об окончании ХГУ. В тот же день состоялся выпускной вечер. Пятеро из нас получили назначение на работу в Физико-технический институт АН УССР, Н.А. Хижняк и я — в отдел А.И. Ахиезера, Е.В. Инопин, Л.И. Коровин и Г.И. Степанова — в отдел И.М. Лифшица. В.Ф. Алексин и Д.В. Волков получили назначение в аспирантуру ХГУ к А.И. Ахиезеру. С этими людьми меня связала многолетняя дружба. Жаль только, что многих из них уже нет в живых, ушел из жизни год назад и наш учитель А.И. Ахиезер.

После зачисления в начале февраля 1953 года во ФТИ АН УССР мы все получили задание по работе. Н.А. Хижняк и я должны были заниматься теорией и расчетами линейных ускорителей. Непосредственное руководство по этой тематике осуществлял Я.Б. Файнберг. Тогда в отделе АИ, кроме ЯБ работали Г.Я. Любарский, Н.П. Селиванов (его называли Ник. Прох.) и Валя Карасева. В отделе были четыре комнаты на втором этаже лабораторного корпуса. В комнате № 212 был кабинет АИ, соседнюю комнату №210 занимала В. Карасева, в ней разместили нас с НА., в соседней комнате № 208 работал Г.Я. Любарский, а в следующей комнате (№206) работали Я.Б. Файнберг и Н.П. Селиванов. Работы по созданию линейных ускорителей были одним из основных направлений института. Директор института К.Д. Синельников уделял его развитию каждодневное внимание. АИ считал, что работа теоретиков должна быть тесно связана с основной тематикой института. Эту линию он проводил в течение всей своей жизни. Несомненно, что ее осуществление было одной из причин успешной работы возглавляемого АИ коллектива физиков-теоретиков. Хотя АИ осуществлял такую политику очень деликатно, у некоторых теоретиков она вызывала иногда нервозность, т.к. необходимость делать то, что нужно институту, отвлекала их от занятий полюбившейся им тематикой.

Мне было предложено изучить только что опубликованную работу Куранта, Ливингстона и Снайдера (журнал Physical Review, декабрь 1952 года) и применить предложенную в ней идею о сильной фокусировке к работе линейных ускорителей. Эта работа сыграла огромную революционную роль в физике ускорителей, так как все последующее развитие физики высоких энергий связано со строительством ускорителей на ГэВ-ные энергии, ставшее возможным благодаря сильной фокусировке. Я изучил теорему Флоке для дифференциальных уравнений с периодическими коэффициентами, рассмотрел условие устойчивости радиального движения частиц в линейных ускорителях на бегущей волне и в ускорителях с трубками дрейфа, в которых радиальная фокусировка осуществляется системой фокусирующих и дефокусирующих магнитных квадруполей, и получил выражение для амплитуды радиального движения частиц. К маю 1953 года я подготовил материал для отчета. Только через девять лет этот отчет, как и другие работы харьковских теоретиков, выполненные в 1946 — 1956 годах, были рассекречены и опубликованы в сборнике «Теория и расчет линейных ускорителей» (Атомиздат, М., 1962). В этом же сборнике опубликовано физическое обоснование линейного электронного ускорителя на большие энергии, выполненное АИ, ЯБ и Ник. Прохом и их молодыми коллегами в 1955 году. Этот ускоритель на 2 ГэВ был построен во ФТИ АН УССР в последующие годы.

В конце 1953 года многие из выпускников спецотделения 1952 года, экспериментаторов и теоретиков, поступили в аспирантуру АН УССР. (Тогда, как и позднее, до 1999 года (!), аспирантуры в институте не было, и подготовка кандидатов наук осуществлялась, так сказать, естественным путем в ходе выполнения научно-технического плана, через институт соискателей.) Я был также зачислен в аспирантуру к А.И. Ахиезеру. Сдал экзамены по теорминимуму (механика, теория поля, квантовая механика, статистическая физика — по книгам Ландау и Лифшица), плюс иностранный язык (немецкий, который я изучал в школе и в университете, и сдуру не изучал английский) и философия. Тему диссертации (а я хотел заниматься квантовой электродинамикой, тогда мои товарищи по университету В.Ф. Алексин, В.Г. Барьяхтар, Д.В. Волков, С.В. Пелетминский, П.И. Фомин также начинали свою деятельность по квантовой электродинамике) предложил Александр Ильич: рождение пар при столкновении электрона с электроном, электрона с позитроном и позитрона с позитроном. Но после того, как я подсчитал число матричных элементов, определяющих эти процессы, я понял, что не осилю выкладку за три года, и тогда АИ предложил мне исследовать высокочастотные свойства плазмы в магнитном поле на основе кинетической теории. Он связал меня с А.Г. Ситенко, который в это время получил выражения для тензора диэлектрической проницаемости, зависящего от частоты и волнового вектора, и составил дисперсионное уравнение для волн в высокотемпературной плазме в магнитном поле, учитывающее эффекты теплового движения электронов. АИ предложил исследовать следующие вопросы:

— спектры и затухание (черенковское и циклотронное) электромагнитных волн в магнитном поле (совместно с А.Г. Ситенко);

— низкочастотные волны в плазме в магнитном поле, дисперсия которых определяется и электронами, и ионами, в частности, развить кинетическую теорию магнитогидродинамических волн, известных в сильностолкновительном магнитогидродинамическом режиме, и в режиме «холодной» плазмы;

— взаимодействие электронных пучков с волнами в плазме в магнитном поле.

Эти вопросы, написанные рукой АИ на кусочке бумаги, который я хранил много лет, определили на многие годы направление моей работы и коллектива сотрудников, с которыми я проводил совместные исследования. Поставленные АИ вопросы получили решение в 1955 — 1961 годах. Жизнь (развитие экспериментальной физики плазмы и теории плазмы) поставила много новых и важных проблем, к которым отмеченные АИ вопросы имеют самое непосредственное отношение. И в этом снова проявилась провидческая интуиция Александра Ильича.

Большой толчок развитию теории плазмы дало привлечение института к решению проблемы управляемого термоядерного синтеза. Как известно, в 1956 году И.В. Курчатов сделал в Харуэлле перед английскими физиками доклад об экспериментальных исследованиях по получению высокотемпературной плазмы в Z-пинчах, выполненных в Лаборатории измерительных приборов Академии наук СССР (сокращенно ЛИПАН), в которых было обнаружено появление нейтронов. После этого доклада началось рассекречивание работ по УТС, проводившихся в СССР, США, Англии, Франции и ФРГ. В 1958 году на ІІ Международной конференции по мирному использованию атомной энергии (Женева) в докладах из этих стран были опубликованы основные идеи решения проблемы УТС. И.В. Курчатов и К.Д. Синельников решили привлечь наш институт к решению этой проблемы. С 1956 года в институт стали регулярно поступать закрытые отчеты ЛИПАН’а, которые докладывались на семинарах, проходивших в кабинете К.Д. Синельникова. Эти отчеты были опубликованы в 1958 году в виде известного четырехтомника «Физика плазмы и проблемы управляемых термоядерных реакций», а также докладывались на ІІ Женевской конференции. К участию в решению проблемы УТС были привлечены и многие сотрудники теоротдела АИ: Я.Б. Файнберг и Н.П. Селиванов, а также молодые научные сотрудники В.Ф. Алексин, Р.В. Половин, Н.А. Хижняк, В.И. Курилко, ваш покорный слуга и др. Решение советского руководства о рассекречивании работ по УТС, несмотря на очевидные оборонные применения УТС, теперь, более полувека спустя, представляется правильным. По новой открытой тематике стали работать многие талантливые физики, теоретики и экспериментаторы. К решению проблемы УТС были привлечены первоклассные институты. Было начато международное сотрудничество в области УТС, которое стало мощным фактором развития этой проблемы. Были обнаружены многие «аномальные» явления, характерные для поведения «живой», а не «бумажной» плазмы. (Так иногда выражаются наши друзья экспериментаторы, когда хотят подчеркнуть, что теоретики изучают «бумажные» модели плазмы, далекие от действительности.) Многие из таких «аномальных» явлений были предсказаны теоретически. Теоретики отдела АИ и до 1956 года занимались физикой высокотемпературной плазмы (помимо уже упомянутых работ АИ с сотрудниками отмечу работы АИ совместно с Г.Я. Любарскимм и Р.В. Половиным по теории нелинейных волн в плазме, получивших новое звучание в самые последние годы после осуществления лазерных экспериментов со сверхсильной напряженностью электрического поля волны). АИ не обращал внимания на то, что вот сейчас, в данный момент, термояд нельзя сделать, он смотрел, что нового можно увидеть в плазме с термоядерными параметрами. В качестве такого примера приведу замечательные работы АИ и его тогда молодых сотрудников В.Ф. Алексина, В.Г. Барьяхтара и С.В. Пелетминского (1962 г.), которые показали, что в электронном газе возможно взаимодействие электронов за счет обмена между ними магнитотормозными фотонами. В этих же работах указано, что при наличии электрического поля такое взаимодействие может привести к торможению электронов, то есть к появлению электрического сопротивления, если магнитотормозные фотоны будут терять свой импульс при отражении их от шероховатой стенки. Много лет спустя Дж.Доусон и П.Ко (США, 1982 г.) предложили использовать механизм трения тепловых магнитотормозных фотонов, образующихся за счет циклотронного излучения электронов, о шероховатую (профилированную) поверхность камеры токамака для создания тока в токамаке. Такой метод создания тока в токамаке эффективен, если температура электронов (и интенсивность теплового излучения фотонов) достаточно велика. Это имеет место в термоядерном реакторе, работающем на смеси D — ³He. Оптимизированный профиль камеры для этого метода создания тока был недавно найден С.В. Касиловым и В. Кернбихлером (1996 г.).

Рассекречивание работ по УТС было поддержано практически всеми странами, это произошло потому, что решение проблемы УТС, казалось, произойдет где-то в далеком будущем. Назывались разные сроки в зависимости от степени понимания проблемы и интуиции. Наиболее пессимистическим казалось известное высказывание индийского физика Хоми Баба на І Женевской конференции по мирному использованию атомной энергии (1956 г.), которое предсказывало овладение контролируемым термоядерным синтезом через лет двадцать. Но были и оптимисты, один из руководителей ФТИ АН УССР заверял руководство в Москве, что он решит проблему через пять лет, а его подчиненный отметил, что они решат проблему не через пять лет, а через три года. Вот такие были настроения. Происхождение такого оптимизма можно было понять: физики, решившие труднейшую проблему атомного и водородного оружия, были полны энтузиазма. Наверное, им казалось, что после этого они могут решить другие проблемы, стоящие перед физикой, например, проблему создания теории элементарных частиц, или проблему контролируемого термоядерного синтеза. Как теперь видно, через пятьдесят лет упорных исследований во всех странах, круг нерешенных проблем УТС оказался намного шире, некоторые из них тогда еле-еле просматривались, а некоторые, наверное, неясны и в настоящее время. Но была и другая причина подобных заявлений: физики, приступившие к этой проблеме, на тот момент часто не обладали достаточно полной информацией о предмете исследований. Например, руководитель исследований по УТС в СССР академик Л.А. Арцимович, так много сделавший для развития этих исследований у нас в стране и за рубежом, был противником высокочастотного нагрева плазмы в устройствах УТС, т.к. считал, что поскольку высокотемпературная плазма хороший проводник с электропроводностью при термоядерных температурах большей, чем электропроводность меди, то ВЧ поле не будет проникать в плазму, плазма будет нагреваться только в узкой области вблизи скин-слоя. (Об этом удивительном факте мне сообщил В.Д. Русанов, в то время занимавшийся со своими коллегами нагревом плазмы при помощи быстрых магнитозвуковых волн и впервые возбудивший в плазме с помощью внешних антенн эти волны.)

Директор ФТИ АН УССР К.Д. Синельников, создатель отдела физики плазмы и УТС, когда я, докладывая на семинаре у него в кабинете отчет (ЛИПАН’а С.М.Осовца) по теории удержания плазмы ВЧ давлением, сказал, что поскольку в объеме плазмы в этом случае магнитное поле отсутствует, то отсутствует (как и в ловушке О.А. Лаврентьева) и магнитотормозное (циклотронное) излучение электронов, приводящее к охлаждению плазмы, оборвал меня, раздраженно заметив, что все это экспериментально не проверено. Я пытался пробормотать, что отражение волн с низкой частотой, меньшей ленгмюровской, уже с 20-х годов используется для исследования ионосферы Земли, но КД закрыл семинар.

Другой пример. Липа Натанович Розенцвейг, узнав о проблеме УТС, в разговоре со мной заметил (разговор относился к 1956 году): «вы занимаетесь не той плазмой». А.Г. Ситенко и я опубликовали в 1956 году работу, где изучили электронное циклотронное поглощение электромагнитных волн в высокотемпературной плазме. Несколько позднее выяснилось, что электронное циклотронное поглощение волн играет важную роль в тепловом излучении плазмы (Б.А. Трубников, 1958 г.) и может быть существенным в энергетическом балансе термоядерного реактора. А еще, значительно позднее, после создания мощных генераторов сантиметрового и миллиметрового диапазона — гиротронов (Горький, НИРФИ — Горьковский университе — ИПФ РАН), электронный циклотронный резонанс стал одним из основных методов создания высокотемпературной плазмы в токамаках и стеллараторах.

Как только АИ, работавший с группой своих сотрудников, заканчивал какой-то этап исследований, он предлагал им написать обзор для журнала «Успехи физических наук» или книгу. Так были написаны многие книги АИ, так произошло и с монографиями «Коллективные колебания в плазме» (1964 г.) и «Электродинамика плазмы» (1974 г.)(авторы: А.И. Ахиезер, И.А. Ахиезер, Р.В. Половин, А.Г. Ситенко и К.Н. Степанов.) Первая из них была переведена на английский язык и дважды опубликована в США (1965 г., 1967 г.) и в Англии (1967 г.) в издательстве “Pergamon Press” в серии: «International Series in Mathematics and Physics». Достоинство этой книги в том, что она тонкая. Вторая монография претендует на фундаментальность, велика по объему, и я ее оцениваю скептически. Хотя она также была переведена на английский язык и вышла (1975 г.) в двух томах в издательстве “Pergamon Press” в той же серии. Извинением за такую критику, точнее, самокритику, может быть, служит факт, который мне сообщил В.Д. Егоренков, что в библиотеке Института атомной энергии им. И.В. Курчатова эта книга пользовалась популярностью, о чем свидетельствуют почерневшие страницы от частого ее употребления. Впоследствии глава V была даже вырвана из книги «любителями» волн в плазме в магнитном поле, библиотека была вынуждена сделалать копию этой главы и вставить ее в книгу.

Таковы мои воспоминания об Александре Ильиче, относящиеся ко времени обучения в Харьковском государственном университете и первых годах работы в теоретическом отделе ФТИ АН УССР.

Численность теоретических отделов ФТИ АН УССР в последующие годы сильно возросла. Многие сотрудники защитили кандидатские, а затем и докторские диссертации. В отделах появились лаборатории. В 1988 году АИ занял пост советника при дирекции ХФТИ и оставил административное руководство отделом, оставаясь председателем научно-технического совета. Руководителем отдела стал С.В. Пелетминский. В настоящее время на основе двух теоретических отделов в составе Национального научного центра «Харьковский физико-технический институт» образован Институт теоретической физики ННЦ ХФТИ, который возглавляет ученик АИ Николай Федорович Шульга, долго и плодотворно работавший вместе с АИ.

С 1976 года я вместе с группой теоретиков, занимавшихся теорией плазмы, был переведен в отделение физики плазмы ХФТИ, где был создан отдел теории и высокочастотного (ВЧ) нагрева плазмы. Задачей отдела было развитие теории удержания и нагрева плазмы в магнитных ловушках, проведение экспериментов по ВЧ созданию и нагреву плазмы на установках ХФТИ, подготовка и выполнение эксперимента по ионному циклотронному резонансу при помощи быстрых магнитозвуковых волн на крупнейшем в то время токамаке Т-10 в Институте атомной энергии им. И.В. Курчатова (Москва). Перед тем как этот отдел был сформирован, я имел беседу с АИ о перспективах работ по теории плазмы и экспериментам по ВЧ нагреву плазмы в термоядерных устройствах. АИ обещал содействовать образованию такого отдела, хотя вместе с уходом части теоретиков уходила из теоротдела и часть его тематики. Как и в случае с Я.Б. Файнбергом, а позднее с Н.Ф. Шульгой, АИ понимал неизбежность такой ситуации. К сожалению, как при создании отдела, так и после его образования мне пришлось столкнуться с многими проявлениями «дипломатической физики». Но последняя тема уже к АИ отношения не имеет.

Остановлюсь на работе, недавно выполненной АИ совместно с В.С. Михайленко и мной (1997, 1998…). В последние годы получили распространение в различных плазменных технологиях так называемые геликонные источники. В них разряд поддерживается высокочастотным полем геликонов-волн с частотой, значительно меньшей электронной, но значительно большей ионной циклотронной частоты. Во многих экспериментах фиксировалась удивительная эффективность геликонных источников: при небольшой мощности ВЧ источника удавалось поддерживать разряд высокой плотности, т.е. поглощение геликонов было аномально высоким. Нам удалось объяснить это явление, показав, что в геликонном источнике может развиваться параметрическая ионно-звуковая неустойчивость, предсказанная еще в 1974 году А.Б. Киценко и др., возбуждаемая из-за осцилляций резонансных электронов в электрическом поле геликона, найти уровень такой турбулентности и скорость турбулентного (аномального) нагрева электронов.

В последние годы произошло резкое ухудшение экономического благосостояния страны, которое конечно же отразилось на АИ и на его семье. Потеря всех сбережений, падение заработной платы до нищенского уровня, ничтожные ассигнования на науку — все это вызывало глубокую обеспокоенность АИ. Создание Украинского научно-технологического центра (УНТЦ: США, Канада, Швеция, Япония и Украина), который объявил конкурс проектов для ученых и инженеров-оборонцев, участвовавших ранее в разработке оружия массового уничтожения и средств его доставки (включая ученых и инженеров, не участвовавших в СССР в таких работах), заставило АИ искать возможности участвовать в подобного рода конкурсах. В частности, проект «Проблемы теории коллективных колебаний, устойчивости и явлений переноса в плазме и плазмоподобных средах» (руководитель проекта — А.И. Ахиезер, участники — С.В. Пелетминский, Л.Н. Давыдов, В.Ф. Алексин, В.С. Михайленко (ХГУ) и К.Н. Степанов) обеспечил его участникам в течение двух лет (1999—2000 гг.) более или менее приличное материальное обеспечение. АИ предложил мне участвовать в этом проекте. Это — очередной знак внимания и поддержки. Для того, чтобы проект был конкурентоспособным, АИ провел большую работу по улучшению его содержания, в том числе работу «за кадром». Участники другого проекта, к которому АИ также приложил руку, тоже могут поделиться впечатлениями о подобных усилиях АИ. К сожалению, Александр Ильич не дожил до окончания проекта, на два месяца раньше скончался мой давний друг В.Ф. Алексин. Вечная им память.

Великий труженик науки, учитель и человек большой души, таким останется в наших сердцах Александр Ильич Ахиезер.